Полесское наваждение
В Брестском академическом театре драмы прошли премьерные показы спектакля «Олеся» по повести Александра Куприна в постановке главного режиссера театра Тимофея Ильевского. Получился выразительный и пластичный спектакль большой формы, чувственный и ритмичный, с отличными актерскими работами, продуманной внутренней динамикой и эффектным визуальным рядом.
Тимофей Ильевский, собственноручно написавший инсценировку, обошелся без излишнего пиетета, который неизбежно возникает в работе с литературной классикой XIX века. «Полесское наваждение» — так режиссер обозначил жанр. Волевым решением он перенес действие с Украинского Полесья на Белорусское, приблизив историю Куприна к нашим реалиям и эффектно обострив действие.
В главном герое Иване Тимофеевиче, каким его играет Алексей Щербаков, нет снобизма или высокомерия. Он с интересом погружается в здешнюю жизнь. Умеет найти подход и к хитроватому «слуге, повару и спутнику по охоте» Ярмоле (Олег Бузук), и к Уряднику (Геннадий Чуриков). Олеся в исполнении Дарьи Старосотниковой воздушна и притягательна, а еще актрисе удалось наполнить образ характером, подлинными переживаниями. Мануйлиха Тамары Левчук — мудра и деловита.
Весь актерский ансамбль работает бесподобно. Раскрыть его лучшие стороны перед зрителем помогает и эффектное музыкальное оформление в этническом стиле, сделанное самим режиссером, и интересная работа художника Николая Полтораки, и небальная пластика Ольги Жук. Режиссер пристально вглядывается в глубокие воды прошедших веков, где текут потаенные реки коллективного бессознательного, пытаясь нащупать струны национального характера.
— На Ровенском Полесье, где разворачивается действие повести Александра Куприна, и у нас в Малорите или Дрогичине язык практически один и тот же, — раскрывает свой замысел Тимофей Ильевский. — Ровенское Полесье находится в 150—200 километрах от нас, поэтому перенос действия для меня выглядит вполне логичным.
Наверное, это самый сложный спектакль в нашем репертуаре, у него очень насыщенная звуковая партитура: лес гудит, все время какие-то шумы, атмосфера мистики…
— Тимофей Зиновьевич, сегодня в тренде у наших театров камерные спектакли. Как вы решились на большую форму?
— Еще на сцене Центра молодежного творчества в театре-студии «Раёк» я начинал со спектаклей большой формы. Считаю, что задача педагога и режиссера занять в спектакле всех, кто к тебе пришел. На сцене у нас тогда было по 50—60 человек. Если театр выпускает спектакль большой формы, значит, он живет полноценной жизнью. Не знаю, может быть, кому-то коммерчески и выгодно, чтобы на сцене играли три актера, а остальная труппа простаивала. Но такой подход профессионально театр разрушает. Когда на сцене работают все вместе, актер творчески растет. Он взаимодействует с предметом, атмосферой, огромным количеством партнеров, учится владеть голосом и движением, переключать все регистры. Энергетика большого актерского ансамбля, которую можно направить в нужном направлении, — совершенно другая энергетика. Я сравнил бы ее с энергетикой, которая идет с амвона в церкви. Когда все энергетические векторы складываются, это чувствует и зритель.
— Увидел в вашем спектакле и «оперные» черты: несколько действующих лиц, огромная массовка, словно хор в опере, драматическая развязка…
— Согласитесь, когда читаешь повесть, видишь, как герои бродят по лесу, долго разговаривают, и только где-то ближе к финалу появляется народ, местные жители. Мне захотелось, чтобы они были в нашей истории с самого начала как самостоятельное действующее лицо. Иван Тимофеевич здесь и рассказчик, и герой. С одной стороны, это и некие воспоминания о произошедшем, и события, разворачивающиеся сейчас.
